— Мы с Азаматом летим на разных унгуцах, ты со мной, — сообщаю, вставая. — Там будем шесть дней, погода тёплая. Когда соберёшь вещи, клади вон в тот угол к моим чемоданам, чтобы завтра слуги без вопросов всё погрузили.
— Это и есть ваше желание? — спрашивает Кир.
— Про сумки? — уточняю я удивлённо.
— Нет, про… ну чтобы я вас охранял.
— А, нет. Это твоё наказание. Трудотерапия, так сказать… хотя ты не знаешь, что это. Неважно.
— Да ладно, какое это наказание, это ж легкотня, — Кир пожимает одним плечом.
— Это очень скучно и занимает весь день.
— Драться не скучно, — протестует Кир и прикусывает язык, осторожно поглядывая на меня.
— О, я не сомнваюсь, что драться тебе очень весело. Но драться не придётся. Нико на меня не будет нападать, и даже гадостей в лицо никто не скажет.
— А тогда зачем вам телохранитель? — не понимает Кир.
— На всякий случай. Чтобы Азамат за меня не волновался.
— Понятно, — Кир вздыхает.
— Если тебя интересует моё желание, — начинаю я, тут же вызывая его полное внимание, — то оно заключается вот в чём. Обычно я работаю не одна, а с помощницей. Поскольку я сейчас официально в отпуске, помощницу я передала Яне. Но одной очень неудобно, а ты всё равно будешь везде со мной ходить. Вот и принесёшь пользу.
— Так я ж не умею ничего! — удивляется Кир.
— Освоишься, — отмахиваюсь. — Пошли, покажу тебе инструменты. С аппаратами ты и сам разбираешься без особых проблем. Пошли-пошли, чего сидишь?
Я открываю все свои чемоданы и раскладываю по ковру лотки с содержимым; Кир смотрит на мои богатства круглыми глазами.
— Я думал, у вас тут одежда с драгоценностями…
— Дребедень я в деловые поездки не таскаю. Вот гляди, это называется скальпель, это пинцет, это зажим…
К тому времени как Азамат возвращается из офисной части в конце рабочего дня, Кир уже натренировался подавать по требованию нужный инструмент, надевать стерильный костюм и менять мне маску. Конечно, в ответственный момент может и напутать, но я сама начинала своё медицинское образование примерно в том же возрасте и вроде бы неплохо справлялась с такими заданиями, хотя для меня тогда это была просто игра. Киру же в приюте наверняка приходилось работать и пользоваться результатом своих трудов (вряд ли Гхан содержал их своим горбом), так что он, по идее, должен быть сознательнее.
— Не могу сказать, что тебе идёт, — изрекает Азамат, рассматривая Кира в мешковатом белом хирургическом костюме.
Кир корчит рожу, которая идёт ему ещё меньше.
— Мы тут не ради красоты стараемся, — говорю. — Если ему придётся торчать со мной в операционной, должен знать, как соблюдать стерильность.
— Логично, — Азамат склоняет голову на бок и улыбается. Мне. Заговорщицки. И чего мне всё время кажется, что я могу что-то провернуть тайком от него?
Муж тем временем достаёт из-за пазухи диля замшевый мешочек и протягивает Киру.
— Держи, завтра наденешь.
Кир озадаченно развязывает шнурок и вытряхивает на ладонь в резиновой перчатке большой кулон на толстой цепочке.
— Что это? — удивляется он.
— Твой опознавательный знак, — объясняет Азамат. — Люди ведь не знают тебя в лицо, а вот по этому гербу сразу поймут, что перед ними князь. Только смотри не потеряй, это историческая реликвия, со смерти младшего брата Императора Аэды хранилась в Долхотском музее.
— Это носил какой-то мёртвый человек? — неуютно переспрашивает Кир.
— Это носили несколько десятков ныне покойных младших князей за последние пятьсот лет, если я не ошибаюсь, — сообщает Азамат. — Так же как Императорский венец носили несколько десятков Императоров до меня. И то, и другое почистили прежде чем отдать нам, если тебя это интересует.
Кир задумчиво кивает, рассматривая герб. Я тоже вытягиваю шею поглазеть. Штуковина с мою ладонь размером, платиновая, с ажурными краями. В центре круг, покрытый выпуклым узором, пустоты в котором заполнены разноцветной эмалью. Посредине круга золотое дерево с малюсенькой кроной и огромной корневой системой.
— А ему… — косой взгляд на дверь детской, — что-нибудь такое полагается? — спрашивает Кир, покачивая кулон на ладони и наблюдая за бликами.
— Да, но попозже, — кивает Азамат. — Когда ему исполнится три года. Пока что маловат носить. Кстати, как тебе, держать не тяжело?
— Нет, — пожимает плечами Кир.
— Ну значит, всё в порядке, — улыбается Азамат.
Я прикидываю вес платиновой хреновины такого размера да ещё с цепью и вспоминаю свой хом. Видимо, принцип тот же.
В деревне Акулья Пасть сейчас бабье лето, тепло, красиво. Располагается этот населённый пункт на треугольном мысу, окружённом рифами, как будто в зубах океана. Впрочем, смотреть на красоту мне долго не дали. Из унгуца мы вылезли прямо на главную площадь, где вусмерть перепуганный местный Старейшина (почему-то один, остальные исчезли) представил нас населению, Азамат сказал несколько тёплых, под стать погоде, слов, а я поулыбалась и продемонстрировала Алэка. Практически сразу после этого ко мне выстроилась очередь из страждущих, а так же жаждущих благословения. Я быстро приставила Кира сортировать клиентов, а Тирбиша отправила организовывать мне помещение. Стою с Алэком в расшитом слинге с живописно драпированными концами, вся такая красивая, сверкаю хомом и благословляю одного за другим, потому что это можно делать и посреди улицы. Кир со сноровкой бывалого пастуха разводит население на две очереди, объясняя, что приём больных начнётся, как только будет где. В деревне живёт около ста человек — больше, чем в среднем по Мудангу. К счастью, не все они страдают здоровьем, а вот благословения хотят, конечно, все. Однако, подозреваю, по ходу действия в окрестностях просекут, что тут происходит, и тогда съедутся соседи. В общем, мне предстоят шесть насыщенных рабочих дней.