Тирбиш возвращается и принимает у меня мелкого. Краем глаза замечаю, что на площади расставляют шатёр и стелют ковры, чтобы пациенты дожидались очереди сидя.
— На сегодня благословения кончились! — объявляю в прикрепленный на воротнике микрофон. Динамики торчат из окна унгуца. — За следующей порцией приходите завтра!
Народ некоторое время ворчит и канючит, но потихоньку начинает расходиться. Кир материализуется рядом со мной, взмыленный, глаза на лбу.
— Там некоторые стонут… У вас каждый раз так?
— Это первый внезапный выезд, но в деревнях всегда очереди, потому что своего целителя нет, — объясняю. — Пошли смотреть, кого нужно лечить немедленно. Тирбиш, ты можешь пока погулять.
На коврах человек сорок сидят друг на дружке. Сразу выбираю всех детей, особенно с заплаканными матерями и бледными перепуганными отцами, быстро оглядываю остальных — вон тот от боли корчится, эта задыхается, там кто-то неясного пола лежит и не шевелится. Остальные вроде могут подождать. Устанавливаю очерёдность, посылаю Кира за чемоданами, сама скидываю украшения и парадный диль, оставшись в голубой больничной форме. Первого пациента вносят, работа пошла.
В первый день троих приходится оперировать на месте, пятерых отправляю на унгуцах в столицу — требуются более сложные анализы, чем я могу провести на месте, и стационар. К счастью, в шатёр почти сразу пробросили провод питания, так что со светом и приборами нет проблем. Однако в таком режиме я последний раз работала во время войны. Звучит-то как…
Кир со всё более и более офонаревшими глазами помогает, как может. Надо отдать ему должное, справляется хорошо для первого дня работы, хотя и непонимания случаются. Когда на счету каждая секунда, а он мне подаёт не тот инструмент, невозможно сдержаться и не рявкнуть, однако он, по-моему, не обижается: понимает, что тут не до реверансов. Держится он неплохо, крови не боится, от вида внутренностей и уродств в обморок не падает. Закалённый мальчик, что и говорить.
Отдых у нас образуется только на закате, когда с неотложными и с младенцами покончено. В середине дня, правда, были какие-то попытки со стороны местной администрации выкликнуть нас на обед, но я в этот момент резала, так что обед прошёл без нас. Вечером же является толстый молодой мужик, судя по одежде, крупный скотовладелец, и приглашает поужинать в единственном трактире. Там к нам присоединяются Тирбиш с Алэком. Мелкий спит, и я рада, хоть поесть можно спокойно. Едим молча. Кир, против обыкновения, ковыряется в плошке.
— Мутит? — спрашиваю. Он сегодня такого насмотрелся, что удивительно, как до сих пор в кусты не побежал.
— Не. Жевать устал.
Мы с Тирбишем фыркаем.
— Ну возьми супа. А то завтра опять весь день вкалывать, надо быть в форме.
Кир сонно кивает и добросоветсно отправляет в рот ещё пару кусков копчёной рыбы.
Азамат присоединяется к нам уже на сладкое. Он выглядит довольным, видимо, местные порядки его устроили.
— Ты чего, ездила на нём? — спрашивает, кивая на Кира, клюющего носом над тарелкой с медовыми слоечками.
— Да нет, только больных возила. Ну ещё баллоны с кислородом, холодильники с органами… ну ты знаешь.
Азамат на проверку стягивает у Кира с тарелки слоечку. Тот никак не реагирует.
— Да-а, качественно. Может, не стоит так его гонять? Я могу тебе найти ещё помощников тут, — предлагает Азамат.
— Моя бабушка, — отвечаю, стягивая у Кира вторую слоечку, — любит поговорку: чтобы дрессировать щенка дога, надо его сначала утомить. От помощников я, впрочем, не отказываюсь, лишние руки никогда не лишние. Хотя завтра должно быть полегче, острых я пораскидала, остались амбулаторные и симулянты. Вот послезавтра небось с соседних деревень ещё острых подвезут, тогда снова аврал будет.
Азамат задумчиво кивает.
— У меня наоборот завтра суд, это на весь день безвылазно, а послезавтра оценка ресурсов, гулять по лесам пойдём. Жалко, что так вышло, я хотел Кира взять…
— Не отдам, — отрезаю я. — Он мне нужен под рукой. Я не могу менять помощников как перчатки, Азамат, тем более, что у них нулевая подготовка!
— Хорошо-хорошо, — улыбается муж. — Мне, правда, казалось, что он тебе нужен в качестве телохранителя.
Я поспешно проглатываю откушенную слоечку.
— Это тебе он нужен в качестве моего телохранителя! Я просто совмещаю неизбежное с полезным.
Азамат улыбается шире и пригибает голову к моему уху, хотя Кир уже совсем спит, уткнувшись лбом в край стола, и вряд ли что-нибудь слышит.
— Ну как он справляется? Толк есть? Научился чему-нибудь?
— Азамат! — прыскаю я. — Ну ты вопросы задаёшь! Он работал без продыху часов десять под мои вопли, выстоял три полостных операции и не грохнулся в обморок, это уже высшая рекомендация, я считаю. Чему он там мог научиться, орать?
— Да так… — пожимает плечами муж. — Я просто подумал, ты же неспроста его к работе привлекла… Я решил, у тебя какие-то планы на него есть…
— У меня есть планы, что Орива занята, а работать одна я не могу, это раз. Во-вторых, ребёнка надо держать под присмотром, и желательно при деле, чтобы некогда было думать о несправедливости мира. Ну и в-третьих, пускай посмотрит, чего стоит вылечить человека, авось в следующий раз не так поспешит куклаками махать.
— Всё верно, — вздыхает Азамат и бережно проводит рукой по длинным взлохмаченным волосам Кира.
— Давай буди его, пускай идёт в комнату, а то так и прордрыхнет тут до утра.
— Жалко будить, — Азамат поднимает брови домиком. — Может, я его отнесу?