О богах, шакалах и детях - Страница 153

153

Утречко выдалось безоблачное, и скоро мы уже парим над разверстыми красными пастями Короула, рассматривая шныряющих мимо птиц и щурясь от сверкающего внизу снега. Даже Алтонгирел временно перестаёт листать книжку и немножко смотрит в окно. Алэк радуется, ползает по сиденью и пытается стянуть у духовника жезл — ещё бы, такая погремушка! Алтоша, впрочем, к детям на удивление терпим и даже не ворчит, хотя жезл убирает.

— Мне-то не жалко, — объясняет он расстроенному Алэку, — но такие вещи никому нельзя трогать, кроме владельца. Даже такому очаровательному зайчику, как ты!

Я тщетно пытаюсь сохранить покерфейс, тем более, что Кир на переднем сиденье давится смехом так, что заплёвывает лобовое стекло. Азамат с ухмылкой достаёт из бардачка целлюлозную салфетку и протягивает ему.

— Вытирай.

А Алтоша продолжает громовое сюсюканье, не обращая ни на что внимания. О своей книжке он вспоминает только когда Алэк начинает просить есть и спать, уже в видимости Сиримирна. Когда я приступаю к кормлению, духовник поворачивается всем телом так, чтобы по возможности сидеть ко мне спиной, сгибается в три погибели и утыкает нос в экран читалки, однако от моего взгляда не укрывается пунцовый цвет его ушей.

Мы снижаемся неподалёку от здания приюта. Азамату приходится тщательно маневрировать, потому что из дома высыпает орава детей, и все они под хриплые крики Гхана, так и норовят залезть под брюхо садящемуся унгуцу. Я понимаю, конечно, что унгуц — это интересно, но и инстинкт самосохранения какой-то должен быть.

Сам Гхан тоже спешно ковыляет к нам на своей деревяшке, вытаращив глаза так, что иная сова позавидует. Азамат с Киром выпрыгивают за борт первыми, потом я, оставив крепко спящего Алэка в дорожной колыбельке, а следом — величественно — Алтонгирел.

— Что?! — в ужасе выкрикивает Гхан вместо приветствия, и я уже безо всякого дара предсказания знаю, что он скажет дальше. — Обратно привезли?!

Азамат хохочет и приобнимает смущённого Кира за плечи.

— Не-ет, ещё чего! Этого я, раз нашедши, не отдам. Нет, мы тут просто проведать вас решили, посмотреть, как вам живётся при новом порядке, гостинцев привезли…

Лицо Гхана меняется нарочито, как в мультике, из удивлённого в напуганное, и в итоге замирает с выражением едва примаскированной паники.

— В смысле, э-э, проверочку нам решили устроить?

— И это тоже, — невозмутимо басит Азамат. — Я же должен следить, на что уходит бюджетное финансирование.

Меж тем, дети, обступившие нас, в отличие от Гхана, услышали про гостинцы и зашептались. Они более-менее всех возрастов, самых маленьких старшие держат на руках. Одеты они странно: поверх лохмотьев навроде тех, что были на Кире, напялены яркие новые куртки и утеплённые штаны, многие не застёгнутые и с болтающимися бирками. Обувь на всех старая, жуткая и залатанная. Кир, сам в своей кислотной куртке, обменивается с несколькими из старших кривыми улыбками. Ему явно неуютно среди бывших однокашников теперь, когда он чей-то, а остальные по-прежнему ничьи.

— Вот, видите, зимнюю одежду закупили, — поспешно отчитывается Гхан. — И провизию кое-какую… Изволите откушать? Вы уж простите, Ахмад-хон, прошлый раз-то я вас не признал…

— Откушать у нас с собой, — прерывает Азамат. — Да что мы тут на улице стоим, пойдёмте в дом побеседуем?

— Э-э, там… дымно… — мнётся Гхан. — Печка топится…

— Отчего ж дымно-то? — удивляется Азамат.

Гхан нервно жуёт губу и молчит, так что Кир объясняет за него.

— Там пол просел, и у печки труба до потолка не достаёт, вот и дымит.

— Так вам надо ремонтников вызывать, — кивает Азамат.

— Да, обязательно, вот, найти бы только честных людей…

Гхан продолжает лепетать о сомнительности нравов худульских строителей, а я замечаю, что Алтонгирел как-то настороженно вертит головой.

— Ты чего? — пихаю я его.

— Тут кто-то есть, — угрюмо шепчет он в ответ.

— Тут около сотни человек, — замечаю я.

Он только отмахивается и продолжает нервно рассматривать окружающий пейзаж, только что ушами не шевелит.

Кир тем временем решает проявить себя как организатора и обращается к старшим:

— Ребят, давайте хоть костерок разведём, там у кострища сесть можно, им же надо где-то поговорить… — Он кивает на Азамата с Гханом.

— Чё, самый главный тут теперь? — цедит невысокий мальчик с разбитой губой.

— Нет, — пожимает плечами Кир, — куда уж мне. А мясо мы можем и с собой увезти, раз тут жарить не на чем.

Его расчёт оправдывается — при слове "мясо" парень сглатывает и решает отложить выяснение отношений на потом.

— Слышь, Чубарый, давай костёр разводить! — кричит он в сторону сараев.

Из ближайшего высовывается рыжий веснушчатый и сильно раскосый парень, видимо, детёныш горца. Видуха та ещё, я понимаю, почему горцы считаются некрасивыми.

— Чой-то, — отзывается Чубарый, — дрова лишние завелись?

— Мясник мясо привёз, — с ухмылкой поясняет парень с разбитой губой. И оборачивается к Киру с победным видом. Кир поджимает губы и явно сдерживается, чтобы не врезать.

— Ты, Мухортик, дыру-то прикрой, я ведь и приласкать могу, — шипит он.

— Ой-ой! — пугается Мухортик и отходит на два шага, оттаскивая за рукава хихикающих товарищей. — Вот щас обещаное-то и сбудется!

— Заткнись, баран! — шёпотом рявкает Кир, оглядываясь на Азамата. Тот в нескольких шагах от нас занят разговором с Гханом и смотрит в другую сторону, ничего не замечая.

Я чувствую себя довольно неловко: в чём суть конфликта — не понятно, и вроде надо бы ребёнка поддержать, но и чтобы его не задразнили потом маменькиным сынком.

153