О богах, шакалах и детях - Страница 92

Алтонгирел качает головой.

— Как хочешь. Но когда поймёшь, что Азамат неадекватен, приходи плакать ко мне.

Я тихо скрежещу зубами. Очень хочется Алтошу отшить, мол, сам сначала стань адекватным, потом других суди, но… Даже для себя не могу притвориться, что в его словах нет доли истины. Плакать — не плакать, а поругаться, чтобы снять стресс, может, и приду.

Духовник смотрит на меня с ухмылкой, как будто догадывается, что я думаю. Потом встаёт и потягивается.

— Ну ладно, надеюсь, до вечера вы доживёте без присмотра. Пойду отдохну от вас, извергов.

Азамат с Киром где-то в дальней комнате, судя по долетающим репликам, торчат из окна.

— Алтонгирел, — окликаю. — Я так понимаю, ты Азамата простил?

Он закатывает глаза.

— Это требует особого уточнения?

— Ну вот Ажгдийдимидин не смог.

Алтонгирел приподнимает бровь.

— Азамат — мой любимый друг. А Старейшина с ним встречался пару раз в молодости, да потом ещё в предсказаниях. Ты не видишь разницы?

— Вижу. Просто хочу разобраться. С вами, муданжцами, никогда не знаешь, что окажется сильнее — личная привязанность или какие-нибудь безумные традиции.

Алтоша пожимает плечами.

— По-моему, глупо обвинять человека в том, что его подставила женщина. Я злился на него за то, что он вообще связался с этой стервой, с первого взгляда же было ясно, что она из себя представляет. Потом, я боялся, что он поссорится с тобой из-за ребёнка, знал ведь, что он не сможет оставить парня в приюте… Но вообще я не очень уважаю традиции, которые позволяют бабам манипулировать людьми. Ладно, всё, меня ждёт успокоительная ванна, увидимся завтра.

Алтонгирел удаляется, повиливая бёдрами, а я сижу посмеиваюсь. Он, конечно, кошмарный шовинист, но в данном случае я совершенно согласна.

Азамат с Киром снова появляются в гостиной.

— Комнату мы выбрали! — радостно и громко объявляет Азамат.

Алэк у меня на руках вздрагивает, просыпается и издаёт предупредительный вой сирены. Кир морщится. Я пытаюсь укачать мелкого обратно.

— Ой, прости, — Азамат подходит поближе и теребит Алэка. — Ну тише, тише, это я…

Мелкий развивает новую, неслыханную прежде громкость.

— Пожалуй, мы на сегодня наобщались, — подытоживаю я, встаю и топаю в детскую укладывать чадушко. Оно надрывается, как будто его режут. Есть не хочет, погремушку не хочет, на руках пихается, по кроватке кулачком стучит, в общем, показывает характер. На всякий случай проверяю его болевым сканером — это такая штука для маленьких детей, которая сообщает, где у них болит. Но сканер никаких неприятных ощущений не регистрирует. Даже зубы ещё не режутся. Просто кого-то невовремя разбудили.

Не знаю, сколько проходит времени, но в какой-то момент я не выдерживаю и призываю Тирбиша, потому что один на один с орущим ребёнком мне не по себе, а появление Азамата может расстроить его ещё больше. Тирбиш гораздо опытнее меня в смысле укачивания младенцев, и он очень спокойный, так что с его помощью Алэка всё-таки удаётся уложить. Я вытираю честный трудовой пот.

— Он долго не проспит, — шёпотом говорит мне Тирбиш. — После скандала спит от силы два часа. Потом развлекать надо будет.

— Да зна-аю, — вздыхаю.

У Алэка действительно в последнее время появилась такая милая манера: сначала всех утомить длительным концертом, потом поспать часик-другой, дождаться, пока все расслабятся, займутся своими делами… а потом проснуться счастливым и отдохнувшим и потребовать всеобщего внимания к своей небольшой персоне. Удобно, конечно, что во дворце всегда можно найти желающих посюсюкать с князем, но увлекаться тоже не очень хорошо, ещё научат глупостям, да и кто этих муданжцев знает… Результаты воспитательных действий Тирбиша я, по крайней мере, видела: его младшие братья и сёстры выглядят здоровыми, довольными и такими же спокойными, как он сам. Да и вообще из всех муданжцев, которых я знаю близко, Тирбиш производит впечатление наиболее психически здорового человека, несмотря на молодость. Странно, что он до сих пор не женат. Видимо, здравый смысл не позволяет.

Мы на цыпочках выходим из детской и шёпотом прикрываем дверь. Вздыхаем с облегчением.

— Ты когда вечером его мыть будешь, Кира тоже прихвати, — говорю. — А то, боюсь, его представления о чистоте не совпадают с моими.

— Обязательно, — кивает Тирбиш. — А вы не против, что я с ним буду общаться? А то Алтонгирел…

— Да ну его к шакалам! — фыркаю. — Алтонгирел вообще не имел права тебя выгонять отсюда. Пойдём посмотрим, чего эти мужики ещё учудили…

Мужики расставили на полкомнаты гало-экран и крутят на нём разнообразные варианты обстановки и цветовой гаммы Кировой комнаты. Как я понимаю, он выбрал самую большую и по совместительству самую удалённую от нас.

— Уложили? — оборачивается Азамат.

— Угу. Постарайся не рявкать так, когда он спит, пожалуйста, — Я устало падаю на диван и закидываю ноги на подлокотник. — Ну, чего вы тут доспели?

— Да вот, заказали кучу всего, в ближайшие дни привезут, — с энтузиазмом отчитывается Азамат. Кир не выглядит особо воодушевлённым, по-моему, он устал.

— Кир, ты отдохнуть не хочешь? — спрашиваю.

Он пожимает плечами, но потом замечает удивлённый взгляд Азамата и мотает головой. Тирбиш присаживается напротив.

— Нравится тебе дворец? — спрашивает с улыбкой. Надо сказать, что когда Тирбиш так радостно спрашивает, нравится ли мне что-нибудь, я не могу не согласиться, даже если нахожу обсуждаемый предмет невыносимо вульгарным. Кир тоже не ускользает от чар.