О богах, шакалах и детях - Страница 51


К оглавлению

51

— Не совсем. Короткие волосы означают, что она не чувствует обязательств перед мужем, а значит, может изменить, особенно за деньги.

— Хорошо, — киваю, — даже если так. Всё равно выходит, что нет ничего зазорного в измене. Раз можно это вот так взять и напоказ выставить.

Азамат изгибает бровь, всматриваясь в меня.

— Это, естественно, работает только с красивыми жёнами, — наконец поясняет он, и по тону понятно, что речь идёт о совершенно очевидных вещах.

— А с красивыми мужьями?

— То же самое. Они, конечно, волосы для этого не стригут, но красивый муж может изменять некрасивой жене, его никто не осудит. Но, Лиза, я обиделся не из-за этого. Измена — это, конечно, отвратительно, и я бы никогда так не поступил, но ведь ты имела в виду нечто иное. Ты предположила, что у меня может быть ребёнок от какой-то другой женщины.

— Только не заводись опять, — поднимаю руку в предупреждающем жесте. — Я просто глупо пошутила. Но вообще дети иногда становятся следствием супружеской измены, как это ни удивительно.

Азамат всё-таки снова хмурится.

— Возможно, у вас к этому как-то проще относятся, но я тебе очень не советую шутить на подобные темы здесь, на Муданге. Даже для тебя это может кончиться плохо. Обвинить мужчину в том, что у него есть внебрачные дети — это… невероятно унизительно. Я даже не знаю, с чем сравнить. Дети не от жены могут быть только у того, кто не может содержать жену, понимаешь? У кого не хватает денег расплатиться за беременность, и он делает ребёнка на стороне, по дешёвке. Или просто не умеет держать штаны застёгнутыми. Это гнуснейшее оскорбление достоинству мужчины.

— Азамат, но ты же понимаешь, мне бы и в голову не пришло говорить тебе такие гадости, — развожу руками.

— Понимаю, понимаю, — вздыхает он. — Ты сама знаешь, как трудно сдержать первую реакцию. Прости, я тоже хорош, взъелся на пустом месте, знаю ведь, что ты ничего плохого не хотела сказать.

— Ладно, не расстаривайся. Главное, что мы всё выяснили, — укладываюсь на подушки по другую сторону от Алэка, наше с Азаматом дыхание ерошит волосёнки на голове мелкого. — День был долгий, ещё Алтоша этот со своими пророчествами… Ты, кстати, небось с ним полетишь в столицу?

— Ну, мне было бы интересно знать, к какому выводу они там придут. И потом, я хотел захватить скрытую камеру, я знаю, кто хорошие делает, чтобы наш лесной приятель не заметил, а мы бы его запечатлели во всех видах.

— Ты думаешь, он всё-таки демон?

— Вот заодно и узнаем.

В результате в Ахмадхот мы летим снова всей честной компанией, потому что Тирбиш за обедом объяснил Сашке про тоннель под Ахмадульскими горами, и тот загорелся желанием проехаться на монорельсе. А уж когда оказалось, что тот же самый монорельс проходит через Великие Леса… В общем, мне тоже покататься захотелось. Азаматова матушка к нам радостно присоединилась, потому что монорельс идёт до самого Худула, а там уж до её деревни можно машину нанять.

Алтонгирел возвращается от Старейшин ещё мрачнее, чем уходил, и молчит всю дорогу, даже просьбу подвинуться показывает жестами. Эцаган осторожно интересуется, хорошо ли дорогой друг себя чувствует, и может ему, Эцагану, не садиться к нему на колени, а нанять в Долхоте ещё унгуц. Алтонгирел в ответ просто дёргает Эцагана на себя, после чего мрачно упяливается в окно, полностью игнорируя живой груз на коленях. По прилёте в столицу он сразу направляется к Дому Старейшин. Азамат ловит его за рукав.

— Я тебе настоятельно советую пойти сразу к Ажгдийдимидину, — тихо наставляет он.

— Тебе не кажется, что я лучше знаю, к кому пойти? — огрызается Алтонгирел.

— Не кажется. Тебе нужен совет и поддержка, а твой Наставник не слишком хорошо умеет предоставлять такие вещи.

— Кто бы говорил! — выпаливает Алтонгирел, вырывается и почти бегом мчится прочь.

К счастью, свидетелями этой сцены стали только Эцаган, Алэк и я. Остальные уже потянулись во дворец или по домам.

— По-моему, кто-то забыл, что вышел из подросткового возраста, — озадаченно тяну я.

— Мне кажется, я его чем-то обидел, — делится соображениями Азамат.

— Тебе сегодня весь день обиды мерещатся, — говорю.

— Я думаю, его расстроило то, что он увидел в будущем, — хмуро предполагает Эцаган. — Пойдёмте, он там надолго, а потом захочет побыть один дома.

Мы расходимся: я с Алэком — в жилую часть, а мужики — в офисную, поработать остаток вечера.

В гостиной мама с Сашкой уже расположились за буками и вешают в блоги фотографии и дневные впечатления, потягивая чаёк. Я закрываюсь в спальне, располагаюсь с Алэком на гигантской нашей кровати, обкладываю его игрушками и самозабвенно воркую до полного отупения. Зато настроение поднимается. Детёнок такой улыбчивый, квакает негромко, трясёт резной погремушкой. Сам он, правда, пока не хватает всё вокруг, но если в руку засунуть, интересуется. И за моими движениями взглядом следит сегодня. Вчера ещё не следил. Сижу хихикаю вместе с ним, забавно, человек растёт.

В дверь робко скребутся, и Алэк так резво оборачивается на звук, что я уже жду, сейчас скажет "Войдите!" — но приходится всё-таки самой.

Заходит Орива. При виде Алэка она широко улыбается и машет рукой. Он задумчиво пару раз сжимает-разжимает кулачок над головой.

— Ой, он мне помахал, — радуется Орива, присаживаясь на краешек кровати. — Ничего, что я вас отвлекаю?

— Да ты не отвлекаешь, — говорю. — Ты интересный объект для рассматривания. Ну-ка помаши ещё рукой…

— Ого, да он за мной следит! Надо же, такой маленький… Он у вас прямо не по дням, а по часам растёт!

51