О богах, шакалах и детях - Страница 40

— Может, это очередной Ирликов посланец?

— Может… В любом случае, не повредит оставлять ему у края леса какую-нибудь еду. Лучше всего сливки или масло.

— Так её кто угодно сожрёт.

— Можно в банке с крышкой. Если это демон или человек, то отвинтит, а обычные звери не справятся.

Я пожимаю плечами. На этом Муданге куда ни плюнь, всё какая-то нечисть. Ну ладно, с нас не убудет лесных обитателей маслом покормить.

Когда мы возвращаемся из лесу, нас встречают мокрые Алтонгирел с Эцаганом и сообщают, что вода, как молоко, и что у нас очень удобный спуск к мосткам. Азамат быстренько уговаривает матушку и Эцагана заняться грибами, а все остальные мы идём купаться.

С купальными костюмами на Муданге не шибко. Мужчины обычно обходятся шортами, а женщины напяливают что-то вроде короткого сарафана из грубой тёмной ткани, чтобы не просвечивал, когда намокнет. Я ещё в начале лета заявила, что это носить не намерена, и вделась в самый обычный закрытый купальник. Азамат повздыхал, что ему не очень приятно видеть меня почти голой при посторонних. Я ему на это ответила, что он мою раздетость компенсирует своей одетостью — вечно майку под самое горло напялит, — а мне на это тоже смотреть неприятно, так что мы квиты. На этом и успокоились.

Естественное дело, мама, которую общественные условности никогда не заботили, даже не озадачилась вопросом, в чём тут купаются. Нацепила своё леопардовое бикини без лямок, зато с золотыми пряжками, повесила на плечо бирюзовое полотенце и пошла спускаться. Если учесть, что она сфероподобна, то процент ткани к проценту кожи получается совсем уж мизерный.

Нет, ну, надо сказать, мужики хорошо справились, даже не закашлялся никто. Один Алтонгирел покраснел, но он в принципе считает женское тело чем-то ужасно неприличным.

— Ну, а чего все стоят? — Сашка шлёпает босыми пятками по ступенькам. — Пошли в воду!

И мы идём. К счастью, Алтонгирелу с нами не надо, он сегодня уже купался.

Азамат прихватил и мелкого тоже.

— Куда ты его там денешь внизу? Дай Тирбишу отдохнуть хоть чуток, — занудствую я.

— Зачем Тирбиш? Я сам займусь. Раз уж я здесь, и погода купальная, надо сына плавать учить.

— В море? Ты бы в ванне сначала попробовал.

— Да ну, в ванне скучно, правда, маленький? — Азамат щекочет мелкому пузо, тот взвизгивает, как чайка. — Не волнуйся, я в детстве на Ароне тренировался.

Я не то чтобы сильно волновалась — понятно же, что Азамат ребёнка не утопит, а пупок у мелкого уже зажил. Но всё-таки в море… Кто его знает, унаследовал он папин иммунитет или нет. Пока, тьфу-тьфу, не болел, но наверняка сказать нельзя. Вдруг из него вырастет мелкий ботаник, как Сашка, а вовсе не муданжский принц с косой саженью в плечах? Ох-хо-хо…

Впрочем, пока я размышляю, Азамат уже по пояс в море объясняет мелкому, что плюхать пятками по воде очень забавно. Мелкий шумно соглашается.

— Не дёргайся, Лизка, — Яна хлопает меня по плечу и подталкивает на мостки, чтобы не перегораживала дорогу. — У твоего мужа, по-моему, рецессивных аллелей вообще нету. Вода тут чистая, тёплая. Расслабься.

— Тебе хорошо говорить, — ворчу я, сползая с мостков в чистую тёплую воду. — У тебя своих нету. А я за Азамата и то дёргаюсь.

— Пока нету, — задумчиво говорит Янка. — Но, может, будут.

— Что, и ты встретила знойного муданжца своей мечты? — вклинивается подплывший Сашка.

— Цыц, — отрезает Янка. — Я ничего не говорила.

И уплывает, гордо задрав веснушчатый нос.

Мы переглядываемся, пожимаем плечами и гребём к Азамату, чтобы нас там обрызгали с визгом.

— Ишь как ногами работает! — замечает мама, приближаясь к нам. От неё по поверхности воды расходятся курги, как от небольшой лодочки.

— Да-а, — довольно кивает Азамат. — Может крем взбивать. Ну что, малыш, окунёмся?

После купания мы перекусываем бутербродами, и Азамат с Тирбишем принимаются за готовку. Ребёнок, накупавшись, отрубается прямо посреди шумной гостиной. Сашка звонит домой и рассказывает, что тут делается, мама с Ийзих-хон жестами обсуждают вязание, смешно закорючивая пальцы, Бойонбот задумчиво плетёт гизик, Янка и Эцаган лежат на диванах вдоль стены и балдеют от ничегонеделания. Мне этого занятия последнее время хватает, так что я хожу и ко всем пристаю.

— Азамат, вам тут не помочь?

— Да нет, справимся, ты там гостей развлекай пока.

— Они сами развлекаются… А куда остальные делись? Я пока переодевалась, всех растеряла.

— Ваша мать пошла посмотреть, что растёт вокруг дома, — сообщает Тирбиш. — И Задира тоже где-то снаружи, не знаю. Шатун очаг разводит на берегу.

— А Алтонгирел медитирует, — добавляет Азамат и усмехается. — Он после того случая на корабле теперь каждый раз, как грибы потрогает, потом медитировать бежит. Боится, что опять что-нибудь не так пойдёт,

Мы хихикаем. Мне наконец находится занятие — чесать котов. Я усаживаюсь в углу и расслабляюсь под дробное мурчание.

— А кто этот Шатун? — спрашивает Тирбиш у Азамата, помешивая ароматный соус.

— Сын Орешницы. Ты её знаешь, наверное…

— А, да, точно. Это который неприкаянный?

— Он самый.

— Почему неприкаянный? — спрашиваю.

— Да что-то не везёт парню, — Тирбиш пожимает плечами. — Ни на одной работе долго не держится. Тугодум, говорят, и бабник. Хотя красивый, конечно.

Я задумываюсь. Наверное, по местным стандартам, и правда красивый. По моим — никакой.

— И то сказать, — продолжает рассуждать Тирбиш. — Четвёртым из шести братьев быть тяжело. Старшие уже в люди вышли, младшие у тебя на шее, а сам — ни то, ни сё.