О богах, шакалах и детях - Страница 180

180

— Понимаете, — говорю я проникновенно, — мой муж много где побывал и в этих делах очень опытен. Он умеет сделать так, чтобы неприятная обязанность превратилась в сущее наслаждение. Так что дело не во мне, просто он знает, как сделать мне приятно.

Странник смотрит на меня с таким выражением, как будто вот-вот пустит слюну.

— И, разрешите спросить, что именно он делает для этого?

— Ой ну что вы, — изображаю я благородную скромницу, — я о таких вещах не могу с мужчиной говорить, вы лучше сами его спросите. Хотя скорее всего вам придётся его долго уговаривать, ведь делиться таким знанием не совсем в его интересах, — добавляю с ухмылкой.

Странник оставляет тему. Я готова аплодировать самой себе — в кои-то веки муданжские заморочки оказались мне на руку!

— Что ж, всё ясно, — вздыхает он уныло. — Ну давайте тогда хоть шкафы покажите, вы, кстати, где одежду покупаете?

Мои шкафы во дворце набиты почти без исключения дарёными вещами, потому что в столице я всегда на виду и не могу себе позволить показаться на людях в любимых потёртых трениках. Фотограф принимается настраивать камеру, чтобы хорошо получилось всё яркое и блестящее.

— Ну я бельё заказываю с Земли, — говорю. — А так, собственно, я почти ничего и не покупаю. Добрые женщины со всей планеты присылают мне очень много нарядной одежды, гораздо больше, чем мне нужно, так что покупать уж и вовсе незачем.

— Ну а меха? — находится странник.

— Да ну, я их не люблю, — морщу нос. — Я предпочитаю современные материалы. Муж мне на свадьбу целый вагон шуб подарил, теперь висят-пылятся.

— Так-так, — странник достаёт органайзер и принимается в нём что-то отмечать. — А давайте-ка вообще поподробнее, какую одежду вы предпочитаете?

— Удобную, — веско говорю я и делаю паузу. — Вот, например, этот диль мне делала моя подруга, Орешница, она потрясающая мастерица, не забудьте его отснять, пожалуйста. Так вот, у него так устроены рукава, что когда я машу рукой на торжественном мероприятии, рукав не сковывает движения и не сдавливает мне локоть. При этом тут вот есть застёжка, так что его можно подсобрать и на пиру не вляпываться манжетом в еду. Это очень удобно!

— Ну а… цвета, фасоны? — допытывается выбитый из колеи странник.

Я пожимаю плечами.

— Да все хороши. Я не люблю чёрный и серый, потому что они унылые, ну и слишком уж пёстрые вещи обычно не ношу. Лучше всего яркие однотонные с какой-нибудь отделкой. Вот, например, матушка мужа мне сшила нижнюю рубашку, я считаю, очень красиво. Но вы же понимаете, я инопланетянка, и в муданжской одежде особенно не разбираюсь, фасоны там, стили… Мужу нравится, когда я в синем.

— Мужу? — упавшим голосом уточняет странник. — Уж не хотите ли вы сказать, что руководствуетесь мнением мужа в вопросе выбора одежды?

— Почему бы и нет? Ему смотреть-то на меня.

— А можно спросить? — встревает фотограф, запечатлев мою коллекцию парадных нарядов. — Вы, когда печальных лечите, как одежду предохраняете? Или вы только издалека консультируете?

— Да нет, что вы, для этого у меня специальная одноразовая рабочая одежда есть, — усмехаюсь я. — Там, в кабинете лежит. Ещё не хватало думать о сохранности вещей, когда по уши в крови копаешься в человеческих внутренностях… Э, вы чего? Ах да, я забыла, что вы целителей боитесь…

Фотографа приходится выволакивать под руки и отпаивать подоспевшим чаем.

— Так-то, дурацкие вопросы Хотон-хон задавать, — невозмутимо замечает матушка, не двинувшаяся с места.

— Продолжим, — стиснув зубы произносит странник и жмёт что-то в органайзере. — Какую вы предпочитаете обувь?

— На низком каблуке! — выпаливаю я заготовленный ответ. Это, может, и не всегда правда, но я хорошо себе представляю, какое влияние мои слова сейчас окажут на количество сломанных ног в этом сезоне. По муданжским мостовым лучше всего ходить в турботах с металлическими носами, а в межсезонье — в ластах.

Странники продолжают расспрашивать меня обо всех подробностях личной и общественной жизни почти до обеда, и если бы не матушка, я бы, наверное, не ушла живой. Она, оказывается, умеет веско высказаться, так что даже мне иногда страшновато становится, а уж посторонним людям, не знающим, какая она обычно милая и добрая, наверняка всерьёз жутко. Меня удивляет, как она не боится пустить о себе какие-нибудь неприятные слухи, но, видимо, уповает на то, что до её деревни они всё равно не дойдут, а в столице матери Императора бояться нечего.

Тирбиш возвращается с прогулки с Алэком, мелкий тут же требует моего внимания, а мне приходится отвечать на сотни вопросов про то, кто, как и чем занимается с юным князем, какие ему читают книжки, покупают игрушки, поют песни и так далее. Поскольку основной корпус детских текстов в моей голове — на моём родном языке, приходится тут же мучительно переводить и пересказывать, что я там внушаю будущему Императору на своём наречии, которое, по выражению матушки, "звучит как пряжа".

Я уже начинаю прикидывать, как бы это так выставить господ странников, чтобы они и правда выставились, и не позвать ли мне для этой цели охрану, когда проблема решается сама собой.

Посреди гостиной вырастает столб зелёного пламени, и из него величественно выступает Ирлик, слегка задевая головным убором потолок, не рассчитанный на рост бога.

— Лиза, — деловито начинает он, игнорируя остальных. Костёр мгновенно гаснет, не оставив по себе никакого следа. — Ну как там дела в Совете? Удалось их уговорить?

— Ну, Ирлик, солнце, я-то почём знаю? Азамат с утра туда ушёл, а я тут занята была. Ты бы заглянул к нему сам, он будет очень рад тебя видеть.

180