— У тебя? — поднимает бровь Эцаган, косясь на Айшу. — В твоём бардаке, куда уборщикам путь закрыт дюжиной проклятий? И что она будет есть, если ты дома не питаешься? Давай уж лучше ко мне, хоть будет кому за ней присмотреть.
— Она сама будущий духовник, — замечает Алтонгирел. — Я так считаю, пускай привыкает.
— Ты её для начала на обзорную экскурсию своди, — кривится Эцаган, решительно беря Айшу за руку. — Пошли, успеешь ещё ребёнка напугать.
— Эмм… — начинает Алтонгирел. — А тебя это не очень… — он ловит взгляд Эцагана и перебивает сам себя: — Ну ладно, как скажешь…
И они удаляются дворами и огородами к Эцаганову дому.
— Лиза, ты как-то странно на них смотришь, — замечает Азамат.
— Как на ячейку общества, — хмыкаю я. — Не знаю уж, кому Айшу отдадут в учение, но что-то мне подсказывает, что она не переедет.
Азамат покачивает головой и тоже ухмыляется.
На обратном пути от прививочной я из любопытства — как это теперь принято говорить — задерживаюсь около дома Ажгдийдимидина подглядеть, как у Алтоши пройдёт с ним разговор. В том квартале довольно зелено, так что я быстро нахожу лежачее дерево, на котором можно присесть за кустами. Алэк сидит у меня под ногами и пытается сложить из шишек пирамидку, я сама копаюсь в ежедневнике, улучив минуту разобраться, что у меня когда.
Через некоторое время слышу шаги и звонок в дверь. Гляжу сквозь кусты — ага, Алтоша. Открывает ему тот самый человек-исполин, пара Ажгдийдимидна. Духовник проходит внутрь, и становится тихо. Я отвлекаюсь на Алэка, который дёргает меня за юбку, чтобы показать шишечный шалаш. Я принимаюь его хвалить, и тут из дома доносятся повышенные голоса. Именно голоса, два разных. Воздух вокруг электризуется, Алэк пищит и просится на ручки.
Внезапно дверь дома распахивается, и оттуда вырывается просто-таки ураган, который пригибает к земле кусты и сносит пару веток с деревьев на пути. Затем на пороге появляется Алтонгирел. Его волосы и диль рвутся вперёд, и по всему видно, что он с трудом удерживается на ногах под порывами ветра в спину, но тем не менее, выходит он медленно, а по ступенькам спускается почти величественно. Вслед за ним в дверях появляется сам хозяин, и я даже чувствую потребность спрятать Алэка, настолько Ажгдийдимидин разгневанно выглядит. Алтонгирел поворачивается к нему лицом у подножия ступенек и кланяется против ветра.
— Спасибо за гостеприимство и понимание, — цедит он, разворачивается и уходит.
Я замечаю, что вокруг дома уже собралась немаленькая толпа зевак, так что, очевидно, Алтонгирел работал на публику. Я пробираюсь садами-огородами до дома Эцагана, куда духовник вскоре доходит, еле волоча ноги и не закрыв за собой садовую калитку.
— Ты как? — спрашиваю обеспокоенно.
Алтонгирел плюхается на ступеньки и кладёт голову на колени.
— Ужасно, — стонет он.
На крыльцо выскакивает Эцаган и принимается выпрыгивать вокруг и квохтать, не сильно облегчая жизнь пациенту.
— Я так понимаю, он перенапрягся, — говорю. — Ты бы его полежать уложил.
Эцаган мгновенно сгребает Алтошу в охапку и утаскивает в спальню, а потом мчится на кухню делать какой-то отвар. Айша сидит в гостиной и смотрит на происходящее треугольными от ужаса глазами. Я пятаюсь её успокоить, потом пробираюсь в спальню, где лежит и похныкивает Алтонгирел.
— Ну и для кого ты так выделывался? — ворчу я, щупая ему лоб. Холодный какой-то.
— А что, лучше было бы со ступенек скатиться? — буркает он в ответ.
Сгрузив Алэка на ковёр, я снимаю с Алтоши сапоги и накрываю его пледом. Тут подоспевает Эцаган с кружкой.
— Что это? — спрашиваю, пока он поит своего подопечного.
— Не знаю, но он это всегда пьёт, когда слишком много ворожит.
Алтонгирел вдумчиво глотает, и его желтовато-бледному лицу возвращается немного естественного цвета.
— А теперь я буду спать, — мрачно сообщает Алтонгирел, допив, и поворачивается носом к стенке.
Мы все выходим.
— Я так понимаю, ответ был отрицательный, — заключает Эцаган, косясь на Айшу.
— Очевидно, — вздыхаю я. — Что-то мне подсказывает, к Ажгдидимидину в ближайшее время лучше не подходить. С Алтошей такое случалось раньше?
— От джингошских ведунов получал пару раз, хоть и не так сильно. От своих — это вообще неслыханно. Уж Старейшина мог бы сдержаться. Что ему так дались эти безродные, прям не знаю. Свои есть, что ли…
— Я, пожалуй, пойду перекинусь парой слов с Унгуцем, — предлагаю я. — Может, он вразумит приятеля.
— Сомневаюсь, — вздыхает Эцаган, — но попробуйте. И девочку с собой возьмите, она вон перепугалась насмерть, пусть Унгуц её утешит, он это хорошо умеет.
Сказано — сделано. Прихватив по дороге сладкий пирог в качестве гостинца, мы втроём топаем к Унгуцу. Ну, топаем-то вдвоём, Алэк на мне висит. Айша бледная и несчастная, то и дело оглядывается через плечо.
Унгуц обнаруживается на террасе за рассказыванием сказки внучке. К счастью, сказка как раз кончается, а то очень было бы жалко нарушать семейную идиллию.
— А, Лиза-хян! Давненько не заходила. Князь-то как вырос! А это что за красавица?
Я присаживаюсь к столу, водружаю на него торт и рассказываю доброму дедушке всё как есть. Он понимающе кивает, а когда я дохожу до последнего эпизода, высоко задирает брови.
— Что-то у Ажги-хяна приступ любви к людям, я смотрю, — задумчиво заключает он, поглаживая бороду. — С духовниками это случается иногда, но чтоб своих бить… Придётся с ним поболтать завтречка, когда подостынет. Это никуда не годится.