О богах, шакалах и детях - Страница 102

102

Я пристраиваю голову у него на плече, стараясь не положить слишком много волос ему в рот. Всё равно, как ни верчусь, он мотает головой и убирает ползучий локон с губ, потом гладит меня по макушке.

— Лиза?

— М?

— Я знаю, что ты смотришь.

— Куда? — я оборачиваюсь к нему и снова закрываю ему пол-лица кудрями, будь они неладны.

— На меня, — поясняет он, приглаживая мою шерсть.

— Э?..

— Ты отворачиваешься, чтобы меня не стеснять, но я всё равно замечаю.

— Ну-у…

Он сползает пониже, чтобы наши лица были на одном уровне. На его лице выражение озадаченное. О-хо-хо.

— Тебе действительно так нравится? — спрашивает вкрадчиво.

— Н-ну да, — пожимаю одним плечом. — В смысле, если б не нравилось, я бы не стала, ты ж понимаешь, телу не прикажешь и всё такое…

Он смотрит на меня некоторое время, изучающе — точнее, это моя догадка, потому что я-то взгляд поднять боюсь. Напорется, не поверит. так уже было.

— Не прикажешь… — повторяет он эхом. — Что ж, раз нравится… смотри. Я хочу сказать, можешь не прятаться. Я… — он снова замолкает и продолжает, как будто только что осознал и очень удивился: — я не стесняюсь.

Обещать-то я обещала, но ситуации это совершенно не меняет. Таскать за собой пару амбалов мне ничуть не больше улыбается сегодня, чем вчера. Ну ладно, до Янкиного дома меня может проводить охранник. И подождать в приёмной, пока мы наобщаемся. А меня всё это время будут мучить угрызения совести, что задерживаю человека без необходимости. Ну и что что ему за это платят — его таланты можно использовать гораздо практичнее, чем для просиживания штанов. О-хо-хо, как бы это такое мозг отключить? Хотя от отключённого мозга-то как раз самая большая опасность.

В общем, охранника я всё-таки с собой притащила, твёрдо сказав себе, что спокойствие Азамата важнее чужого времени. Посадила я этого лба в приёмной играть в телефон, а сама пошла с Алэком на осмотр. И очень хорошо, что охранника со мной не было, когда из-за угла розовым вихрем вылетела Орива, вцепилась мне в плечи и оттащила в тёмный угол с воплем "Хотон-хо-о-о-он, я щас такое расскажу-у-у!!!"

Алэк изумлённо икает.

— Тише ты, я же с ребёнком! — шикаю я, приходя в себя. — И вообще больше никогда так не делай, я теперь с охраной хожу, ещё зашибут ненароком!

— Я попробовала! — перебивает меня Орива. — С ним!

Я пару раз моргаю прежде чем вспоминаю, о чём она может говорить.

— С этим… Шатуном, что ли?

— Да-а, да-а! — с энтузиазмом кивает Орива. — Кстати, у него имя двурукое и очень красивое!

Двурукое имя — это на "й", то есть, и с певчими, и с глухими сочетается. Ну, по крайней мере обойдётся без драм. Я, правда, весьма приблизительно представляю, что бывает, если люди с неподходящими именами пытаются пожениться, но знаю, что ничего хорошего.

— Я очень за тебя рада, — говорю. — Ну и как ощущения?

Девица слегка розовеет.

— Ну, когда он наконец понял, чего я от него хочу, то… — она розовеет сильнее и несколько раз заправляет за ухо прядь волос, которая и не думала выбиваться. — В общем, в этих ваших фильмах всё правда. — Она прикрывает рот ладонью и продолжает почти шёпотом: — Я так удивилась, когда это почувствовала… До последнего была уверена, что всё выйдет, как обычно. И главное, Шатун-то сначала понять не мог, если я уж решила ему дать, то зачем оттягивать и какими-то странными вещами заниматься. А потом как пошло… В общем, он тоже очень удивился. И думал, со мной так всегда. А я ему такая говорю, мол, нет, только с тобой так здорово. Я вам скажу, у него взгляд был… Короче, мы ещё два раза попробовали, и он очень-очень старался, — Орива улыбается во все тридцать два зуба и многозначительно хихикает. Я чувствую себя прям-таки совратителем малолетних.

— Очаровательно, — ухмыляюсь. — Пациенты не шарахаются от твоего плотоядного оскала?

Орива закатывает глаза.

— И вы туда же! Меня Яна уже второй день в смотровую не пускает, говорит, у меня "на лице написано", что я "нашла себе грелку в постель". Про лицо она меня так напугала, я сразу побежала в зеркало смотреть, подумала, вдруг кто пошутил…

— Я представляю, как Яна радовалась, — говорю, сама с трудом сдерживая смех.

— Ну а мне откуда знать, что это ваше земное выражение какое-то? — обижается Орива. Но долго делать серьёзное лицо она не может, улыбка неумолимо возвращается. — Короче, спасибо вам огроменное, я теперь такая счастливая! Мне кажется, я даже умнее стала. И смелее. И Шатуну я гораздо больше нравлюсь теперь. Он даже пошёл на другую работу, чтобы получать побольше и поухаживать за мной нормально. Хотя теперь-то чего, лучше б ужин готовил к моему приходу.

Она пожимает плечами и отмахивается.

Я качаю головой в любимой манере Старейшины Унгуца. Значит, всё-таки дело не в генах и не в воздухе, а в подходе. Ох, чувствую я, что бы там Азамат ни говорил, а социальные устои Муданга очень скоро начнут рушиться. За Ориву я бесконечно рада, но вот как изменится положение муданжских женщин, когда мужики поймут, что секс нужен всем в равной степени? А уж что будет, когда окажется, что люди нравятся друг другу мимо воли богов… Неодобренный брак, внебрачные дети… Надо менять отношение к безродным.

— Ты понимаешь, — говорю Ориве, — что представляешь собой уникальный эксперимент?

— Вроде того, — ухмыляется она. — Яна мне советутет статью написать, но я пока стесняюсь. Если я просто напишу, что, мол, мне Хотон-хон кое-чего посоветовала, и теперь всё здорово — вас ведь порвут, чтобы узнать, в чём соль. То есть, надо сразу подробно написать, так ведь? Ну вот, а я стесняюсь. И потом, а вдруг Шатун мне разонравится. Или я ему. Вот будет позорище… Я лучше подожду пока, спешить-то некуда.

102